Вскоре за валом камней показался ледник, сплошь заваленный у самого языка черными обломками скал. Подъем на ледник начинался с моренного склона. Он был крутым, но не длинным — метров десять, не больше. Справа проглядывали «бараньи лбы» — гладкий, зализанный до блеска монолит. Как говорили альпинисты, на нем и глазами не за что зацепиться. Дальше виднелись места, где ледник, сползая вниз по склону, рвался на части, падал, образуя ледяные глыбы…
Там, где пролегал путь участников перехода, ледник был сильно растрескан и завален снегом. Обойти закрытую часть ледника было не так просто, как поначалу показалось.
Одноблюдов задумался. Впервые от альпинистов зависела жизнь стольких людей: женщин, стариков, детей. От него и пятерых его товарищей. Юрия Васильевича беспокоило, успеют ли они до наступления вьюжных дней перевести людей через перевал… В долине Баксана идут бои с фашистскими егерями. Впереди ледник с крутыми склонами, скальный гребень, головокружительный спуск к морю. Кто знает, какая будет погода, что ждет их на пути, может быть, и фашистские засады…
Время не терпит. Нужны быстрые и смелые решения, нужна воля и находчивость и, конечно, знание до мелочей маршрута, которым альпинисты ведут тысячи людей.
Щедро пригревает солнце. Ворчат талые воды в широких воронках. В небе галдят альпийские галки, черные, крикливые, и все вдруг уносятся к ледовому обрыву. Одноблюдов глянул в ту сторону, куда полетели птицы, и, чиркнув по снегу штычком ледоруба, спросил подошедшего к нему Малеинова:
— Как ты считаешь, не надо ли выслать вперед разведку?
— По-моему, необходимо.
— Пусть пойдут с Гришей Двалишвили?
— Можно и с Гришей. Парень он бывалый и смелый.
Услышав свое имя, Гриша оглянулся, подошел ближе. Не дослушав до конца, улыбнулся:
— Можно собираться, Юрий Васильевич?
— Подбери добровольцев, двух-трех, больше не нужно. Разъясни им, что к чему, и ступай.
Гриша прошел несколько шагов вниз, воткнул ледоруб в снег и замахал рукой идущим впереди парням:
— Ребята, ко мне!
Двое парней в сванских шапочках мигом очутились возле Гриши. Быстро связавшись и выслушав напутствие инструктора, вышли на ледник. Первым в связке шел Двалишвили, вторым Петя, молодой инженер-маркшейдер, замыкающим Толя, голубоглазый студент из Ленинграда. Группа двинулась — за ними и вся колонна.
Люди шли гуськом, след в след. Широкие открытые трещины обходили, другие, узкие, перепрыгивали, а детей переносили, передавали из рук в руки. Там, где тропу нельзя было проложить в обход трещинам, прокладывали деревянные мостки. Чтобы обеспечивать безопасность движения, в снег или лед вбивали металлические штыри, которые, как и мостки, подвозили сваны на ишаках. Через кольца штырей протягивали веревочные перила.
Хуже было в той части ледника, где под снегом вообще никаких трещин не было видно. Это были очень опасные места… Их преодолевали с переменной страховкой. Один двигается, двое других подстраховывают веревкой. Каждый шаг приходилось прощупывать ледорубом.
— Справа трещина, — вдруг дернул за провисшую веревку Петя.
— Вижу, — отозвался Двалишвили и стал приближаться к краю трещины. В глубоком провале был виден темно-синий, пожалуй, скорее черный лед, блестящий, излучающий какое-то загадочное сияние. Двалишвили бросил в трещину камень.
— Раз, два, три, четыре, пять… — считал Толя, голубоглазый студент из Ленинграда.
Откуда-то из глубины послышался приглушенный стук.
— Шесть, семь, восемь…
Снова стук, теперь уже совсем глухой и далекий. Камень ударился о дно трещины, а может, и не о дно, а лишь о боковую ледяную стену. Еще через секунду послышался совсем далекий, какой-то раскатистый гул, потом сразу все стихло.
— Ну и трещина! Метров сорок… — воскликнул Толя.
— Сорок не сорок, а двадцать будет, — поправил его Двалишвили и, свернув два-три кольца из провисшей веревки, обошел провал.
До самого языка ледника покатилась строгая команда:
— Трещины! Внимание, трещины!
— Трещины!.. — зловещим эхом вторили горы…
— А-а-а! — вдруг где-то внизу закричала женщина.
Восьмилетний Юра Чувилев, который шел впереди нее, неожиданно исчез под снегом. Первым на помощь бросился Виктор Кухтин. Заметив в осевшем снегу воронку, понял: человек там. Забив ледовый крюк, Виктор пристегнул карабин и через него пропустил веревку. Потом, бросив один конец веревки вниз, ухватился за нее руками, натянул и стал осторожно подходить к краю трещины.
— Осторожно, сорветесь! — крикнул ему седоусый мужчина в дубленом полушубке.
— Не бойтесь, не сорвусь.
Упираясь ногами в ледовую стенку, Виктор быстро опускался в трещину.
Затаив дыхание, люди молча ждали. Прошла минута, другая. Тихо-тихо!
— Не случилось бы чего с инструктором! — невольно вырвалось у бородатого старичка. Он хотел позвать на помощь других альпинистов, но в эту минуту увидел, как дернулась веревка. Это был сигнал.
— Тащи!
Трое шахтеров ухватились за веревку. Прошло еще несколько томительных минут. Наконец показалась взлохмаченная, вся в снегу голова Юрика. Мальчика обступили.
— Сыночек! — послышался в толпе материнский голос.
Юра виновато улыбался.
Освободившийся конец веревки снова бросили в трещину. Наступили тревожные минуты.
— Иду! — послышался глухой, словно из погреба, голос.
Выбравшись наверх, Кухтин развязал грудную обвязку, булинь, и громко произнес:
— Говоришь, Юрик, шапку потерял?
— Ага!